— Откуда у вашего величества эти сведения?! — поднял брови герцог, а советник Атасс вдруг почувствовал себя неуютно и испортил воздух в очередной раз.
— Не вы один, Советник, пользуетесь услугами тайных агентов, — туманно сказала королева и посмотрела на Рено так, что тот (совершенно неожиданно для себя) захотел ее поцеловать. В лоб. Как послушного и очень способного ребенка.
Славная девочка.
«Она растет, — внутренне улыбнулся герцог. — У нее уже появились свои агенты. Надо проверить, наверняка это та самая парочка чересчур деловитых ребят: Сакс Дерскал и Мейн Лодди. Они были лучшими моими агентами в свое время. Когда королева успела их перевербовать? Впрочем, это не важно. Пусть тешится, пусть издает совершенно невероятные указы, пусть нюхает эту тухлятину, которой провонял герцог Атасс. Пусть развлекается проклятой и давно ненавистной мне игрушкой, называемой Большой Политикой… И вовсе незачем жалеть эту чужеземку. Тем наипаче, что, кажется, эта красавица отнюдь не нуждается в жалости. Да и не для жалости, в конце концов, ее сюда вытащил из зеркальной неизвестности Уильям Магнус Гогейтис».
При воспоминании об Уильяме герцог вдруг ощутил приступ совершенно непохожей на него тоски по родному замку. С момента объявления войны он так и не выезжал в свое поместье — не до этого было. Да и незачем. В королевской резиденции хватало дел, интриг и прочих подобных удовольствий. А родовое поместье… Герцог Рено, разумеется, беспокоился о его сохранности — бунтующий Деметриус от замка слишком близко. Но вряд ли древний каменный оплот рода Дюбелье-Рено подвергнется нападению — для этого нападавшие должны быть, по меньшей мере, не жалеющей собственных кишок бандой. Потому что эти кишки они оставят на первых же рядах кольев заградительного рва… Впрочем… Все может быть.
В этом королевстве все может быть.
Двери в тронный зал распахнулись, впустив новую порцию холодного влажного воздуха, от прикосновения которого все, даже непрошибаемый Атасс, инстинктивно вздрогнули и поежились. И потому безо всякой приязни поглядели на вошедшего. А это был советник по вопросам культуры барон Муштрабель собственной персоной. Нервной, подпрыгивающей какой-то походкой он, отвесив в сторону королевы восемнадцать церемониальных поклонов, наконец подошел-допрыгал к трону.
— А, барон, — скучным тоном протянул Главный Советник. — Вот уж кого не ждали так не ждали… С чем изволили пожаловать в высокое собрание?
Муштрабель принял позу, весьма напоминающую позу одной из дворцовых статуй под названием «Непобедимый герой», и заявил:
— Я ревностно исполнял порученное мне задание, памятуя о своем гражданском долге!
— Какое задание, ничего не понимаю, — недоуменно пробормотала Кириена, склоняясь к герцогу Рено. — Чего хочет этот шут?
— Ваше величество, — шепотом принялся объяснять герцог Рено, тщательно пряча улыбку, — это все замыслы военного советника. Когда началась война, герцог Атасс сподвиг нашего литературно одаренного барона на срочное сочинение стихотворных воззваний, героических од, лироэпических поэм, народных патриотических песен и прочей рифмованной чепухи в количествах, способных растерзать любой, даже ко многому привыкший, слух.
Кириена позволила себе тонкую усмешку. Ах какой у нее остроумный Главный Советник! Если б он еще так же преуспевал и в делах государственных…
— Простите, что вас не поставили вовремя в известность, королева, но, право, беспокоить вас из-за сущих безделок…
— Вы правы, советник. Однако безделка безделке рознь. Впрочем, вполне возможно, что вы не любите стихов.
— Дурных стихов, ваше величество.
— Вы судите слишком рано. А вдруг мессер Муштрабель порадует нас истинным шедевром?
— Вряд ли, — поморщился Рено.
— Будем терпеливы и выслушаем, если будет что слушать, — негромко проговорила королева.
— С чем пожаловали, барон? — бессовестно нарушая этикет, обратился Рено к советнику. Спрашивать полагалось королеве, но герцог решил, что она ему простит эту маленькую вольность.
— Вот! — Барон продемонстрировал почтенному собранию небольшой потертый свиток. — Это самые новые стихи нашего знаменитого поэта, Анабела Тарсийского. При подходящей музыкальной обработке — например, барабан и корнет-а-пистон — стихи превратятся в отличную патриотическую песню-марш, способную пробудить в ваших подданных боевой дух.
— Зачитайте, — махнула рукой королева. — Я — то есть мы — заметили, что, оказывается, поэтов у нас в стране куда больше, чем солдат. За последние три дня королевская почта не справляется с тем количеством писем, в которых даже из самых отдаленных провинций нам присылают героические стихи, оды, исполненные любви к отечеству, и эпические поэмы. Сейчас стихов написано больше, чем, верно, за всю историю Тарсийского Ожерелья.
— Это говорит лишь о высоком уровне культуры Тарсийского Ожерелья, — возразил барон Муштра-бель. — Континент Свободы давно живет без поэтов…
— И при этом отлично ведет захватнические войны… — пробормотал Главный Советник и с подавленным вздохом приготовился слушать новый поэтический опус.
Труса да пьяного
Свалит дорога.
Бросьте, мессер, петушиться!
Робость — от дьявола.
Смелость — от Бога.
Главное — это решиться…
Главное — это полшага, и в пропасть:
Пропасть небесного свода.
Рабство от дьявола, то же и робость.
Только у смелых — свобода.