«Женюсь на Карине, — поглаживая сонного цыпленка, размечтался Уильям, — ферма будет наша, разведем еще больше кур, торговать будем, королева дарует нам титул Поставщиков Двора, будет сквозь пальцы смотреть на все коммерческие операции, и вот тогда никакой Континент Мира и Свободы нам не посмеет условий своих диктовать и поддельные птичьи голяшки всучивать вместо достойной пищи!»
Его бессвязные мечты прервала знатная птичница Сирена Федоровна.
— Ну что, посмотрели на наш деревенский курятник? Набрались для театра впечатлений? — зевая, спросила она. — А то ведь пора и домой… Я за полночь спать ложиться не привыкла…
И тут Уильям понял, что необходимо действовать оперативно и решительно. И, возможно, применить магию. Хоть и слабовато у него было с этой вечной противницей точного знания.
— Конечно, идемте, уже действительно поздно, — согласился он, мысленно прочел некое заклинание и при этом пристально посмотрел в глаза Сирене Федоровне.
Глаза знатной птичницы моментально сделались сонными, равнодушными и пустыми, словно стограммовые аптечные пузырьки из-под настойки боярышника, алчно опорожненные неразборчивым пьяницей. Глядела Сирена Федоровна в далекое никуда, словно вышла спросонья в уборную, а в уборной хулиганье-мальчишки дверь заколотили. И надо было просто вернуться в избу, потому что приснился, видать, Сирене Федоровне сон странный, и никакого театрального директора Гогейтиса с нею рядом и не стояло.
— Домой пойду, завтра на работу вставать рано, — пробормотала она себе под нос и сомнамбулической походкой двинулась прочь из своего большого курятника.
А Гогейтис, оставшись один, не стал терять времени понапрасну. Он расставил серебряные щиты точно друг против друга в узком проходе между проволочными клетками, в которых беспокойно кудахтали бесценные куры.
— Все получится, — лихорадочно шептал Уильям, запуская свою Систему Окон. — Все обязательно получится!
Но для подстраховки он помянул-таки девять рун перемещений, Общее Заклинание перехода и старинные нашептывания бабок-колдуний, умевших летать по небу посредством метлы да ночного горшка.
Страхование никогда не бывает лишним. А еще оно бывает обязательным. И Уильям об этом помнил крепко.
Когда население Верхних Затиральников на следующее утро продрало глаза, оказалось, что на месте птицефермы образовался заросший чахлыми незабудками да репейником пустырь. Самой же фермы и ее пернатого населения не было и в помине.
Сирена Федоровна хотела было заикнуться про то, что накануне исчезновения фермы к ней в гости наведался иностранный театральный директор, которому она показывала курочек, но быстро одумалась. Молчание — золото, и в данном случае это наблюдение было абсолютно верно. Тем более что, умываясь утром, Сирена Федоровна обнаружила в мыльнице под куском хозяйственного мыла массивное золотое кольцо с таким крупным бриллиантом, что в него можно было глядеться. Как в зеркало…
Птицеферма села Верхние Затиральники благодаря уму и несомненному таланту Уильяма Магнуса Гогейтиса совершила благополучное перемещение аккурат на ту самую полянку в герцогском лесу, где Карина и создатель Системы Окон впервые увидели гламура и дали ему решительный отпор. Истерическое кудахтанье несушек и нервное, но успокаивающе мужественное кукареканье ведущих петухов-производителей привели в чувство недвижно лежащего на полу фермы Уильяма. К тому же на голову ему взобрался полугодовалый голенастый цыпленок и явно собирался нагадить.
— Кыш! — согнал цыпленка Уильям со своей многострадальной головы и встал.
Куры приветствовали его, как плебс — своего нового тирана.
— Спокойно, птицы! — сказал им Гогейтис. — Я к вам скоро вернусь!
Он спешил в герцогский замок — обрадовать драгоценную Карину тем, что его почти неосуществимая затея удалась. Чтоб не попадаться на глаза досужим до всяких сплетен герцогским служанкам, шныряющим по лесу — то заготовки целебных трав ради, то опаздывая на назначенное сыном лесника свидание, — Уильям пробирался к стенам поместья по тропинке, о существовании которой толком знали только он и бывшая стриптизерша, нынешняя и вечная возлюбленная его сердца. И хорошо, что Гогейтис шел именно этой спрятанной в густом подлеске тропкой. Первым, что он почувствовал, был запах гари. Тяжелый, настойчивый и красноречивый запах. Такой омерзительный, наглый и плотный, что чистого воздуха для дыхания почти не оставалось.
— Святое небо! — прошептал Гогейтис. — Что здесь случилось без меня?
Буквально через тридцать шагов, прячась за стволами столетних деревьев, он увидел ответ на свой вопрос.
Замок герцога Рено представлял собой дымящиеся развалины. Мощной стены, окружавшей его, не существовало. Были оплавленные, треснувшие от невыносимого пламени камни. А еще…
Еще были трупы.
Точнее, отвратительные, кишащие крупными кольчатыми червями-трупоедами контуры и детали, отдаленно напоминающие человеческие тела.
У Гогейтиса помутилось в голове. Он надавал себе пощечин, чтоб прийти в разум. Помогло это хотя бы тем, что ученого вырвало: дышать и вообще воспринимать окружающую действительность стало гораздо лучше.
— Кариночка! — простонал Гогейтис и, пошатываясь, побрел к руинам. Ибо более не знал, что ему делать.
Он опоздал со спасением! Опоздал!
Герцог Рено был прав: зачем этому миру короли, если даже обычный мужчина толком не выполняет первейшей своей обязанности — защищать и спасать! Выходит, у королев, у слабых женщин, это получается лучше!.. Прах бы побрал эту страну!