Но герцог вовсе не собирался бить дракона. Кинжалом он резко и сильно полоснул себя по левой ладони и оросил своей кровью полуотверстую драконью пасть. Казалось, крови вытекло совсем немного, но с последним Тарсийским Драконом, едва его вываленного языка коснулись благородные алые капли, произошла разительная перемена.
Он мгновенно похорошел и налился силой. В глазах, окаймленных золотым ободом, вспыхнул бело-сиреневый огонь. Чешуя засеребрилась, как только что отчеканенные монетки. Из глотки раздался суровый рык, а когда дракон пошире открыл пасть, то казалось, что его новые отросшие клыки сверкают, словно расплавленное золото. С треском, похожим на треск рвущейся парусины, дракон раскрыл крылья. Они были грандиозны и переливались всеми цветами радуги.
Сверкающие глаза преданно посмотрели на герцога, а жуткий драконий язык ласково облизал окровавленную ладонь.
— Приказывай, господин, — прорычал восставший из забвения дракон.
— Отвези меня и моих слуг к вратам Низины Плача. Ты видишь, в каком состоянии дороги…
— Как будет угодно господину.
Герцог Рено, проявив поистине юношескую ловкость, взгромоздился на холку дракона и махнул рукой своим вассалам:
— Побыстрее, господа. Мое дело не терпит отлагательств.
Рыцари Кевин и Костнер, поминутно поминая про себя злых гламуров, кое-как пристроились меж крыльев, моля милостивое небо сохранить хотя бы их честь, если насчет их жизней наверху имеются другие планы… Но дракон взмыл ввысь и пошел над раскисшей дорогой так плавно, как летает не всякая птица. И это успокоило свиту герцога. А Костнер пришел в себя до такой степени, что шепотом рассказал юному Кевину, что их созерен оживил дракона древним, забытым способом. Что, мол, старый больной дракон оживет, наберется сил и помолодеет, если вкусит крови истинного аристократа и храбреца. И тогда станет верным его слугой. А ежели, допустим, напоить старого дракона кровью девственницы или женщины вообще, ничего хорошего не будет: превратится тогда дракон в страшный не убиваемый скелет ходячий и примется творить зло и непотребство…
Сам герцог вполуха слушал эти рыцарские байки и лишь крепче держался за кожистый выступ на холке своего крылатого транспорта. Про себя он уже решил, что пойдет на должностное преступление, но дракону этому помереть на каторге не даст, а заберет его к себе в замок. Благо замок герцогов Дюбелье-Рено находился в лесах, укрывавших его от посторонних глаз, а от непокорного Деметриуса отделялся еще и лагуной. И еще мучила герцога одна мысль. Придется замку Рено дать убежище не одному, а двум каторжникам.
При помощи дракона до Низины Главный Советник с охраной добрались за несколько минут. Дракон приземлился у врат тюрьмы, проржавевших, но достаточно крепких для того, чтобы выдержать не одно восстание каторжан.
— Что еще угодно господину? — склонив сверкающую голову, поинтересовался дракон.
— Ожидай меня и моих спутников здесь, — ответствовал герцог. — Да, и вот еще что… Носил ли ты когда-нибудь имя?
— О нет, господин. Мне его некому было дать.
— В таком случае нарекаю тебя именем. Имя тебе да будет… Диггер.
Дракон аж весь засветился:
— Благодарю тебя, мой господин! Это прекрасное древнее имя драконов… Я твой слуга навек!
— Тогда подожди меня тут, пока я не вернусь. Я думаю, что целый век ждать не придется.
И герцог Рено приказал своим вассалам ударить боевыми топорами во врата.
— Именем Главного Советника, откройте! — взревели в один голос Кевин и Костнер.
Во вратах отверзлось малое неприметное окошечко, и противный голосок осведомился:
— Перепились до синих гламуров, грязное быдло?
И окошечко захлопнулось.
Рыцарь Костнер что было мочи замолотил по вратам — так, что в стороны полетела деревянная щепа да ошметки ржавчины:
— Открывай, падаль, кто б ты ни был! Здесь великий герцог, и, если ты хоть на мгновение промедлишь, я выверну твою поганую шкуру наизнанку и набью ее сенной трухой!
За вратами послышалась странная возня. Наконец окошечко открылось на полпальца, не шире, и тот же, но уже с ноткой растерянности голосок осторожно поинтересовался:
— Бредд и Пит, разве это не вы, парни?
Еще один удар топора в ворота и очередной вопль герцогских вассалов убедили привратника, что ломятся к нему вовсе не Бредд и не Пит.
Герцог, стоя чуть в сторонке, наблюдал эту сцену со смесью легкого неутомительного гнева и сарказма. Однако когда врата открылись и кипящие гневом Кевин и Костнер кинулись на привратника с намерением изрубить его в куски за непослушание, герцог Рено счел нужным вмешаться лично.
У его ног скорчился плюгавый мужичонка, заросший волосами, торчащими во все стороны из-под старого шлема. Занесших было топоры рыцарей, герцог остановил мановением руки, а коротышку небрежно ткнул в плечо острым носком блестящего сапога:
— Встань!
— Ой, не встану! Ой, помилуйте! Ой, проститевиноватбольшенебуду! Обознался! — приглушенно вопил привратник. — Ой, пощадите! Не губите! Ой!
— Встань, когда тебе приказывает великий герцог! — терпеливо повторил Рено. — И не бойся. Никто без моего приказа тебя не тронет.
Мужичонка встал, и оказалось, что росточком он чуть выше герцогского сапога. Физиономия привратника так заросла бородой и бровями, что рассмотреть ее не представлялось никакой возможности. Да герцог и не всматривался в физиономию — он с первого раза определил, кто перед ним стоит.
— Гноттиб?
— Да, мой господин. Гноттиб Оттмар к услугам вашим, господин…